1907 - 1994 гг.
Воинское звание - подполковник.
Заместитель командира 906 стрелкового полка 243-й стрелковой дивизии.
Воспоминания представлены с рукописных очерков фронтовика его внуком Грошковым Максимом
«Игра в кошки-мышки»
Полк двигался глухой лесной дорогой. Накануне, пришлось всю ночь быть в движении, преодолевая большие открытые пространства, выпавшие по маршруту. Полк двигался в арьергарде дивизии, прикрывавшей отход всей 29 армии на новый рубеж. Весь марш части дивизии совершали под сильным воздействием вражеской авиации. Она свирепствовала повсюду. Поэтому приходилось как-то приспосабливаться, ища защиты у темных недолгих ночей, а днем в спасительной сети родных русских лесов. Другой защиты от авиации врага в то время мы не имели. По этому, чтобы не демаскировать движение колонн, строго настрого было запрещено открывать огонь из нашего стрелкового оружия по низко и нагло рыскавшим вражеским самолетам, страстно стремящимся отыскать наши отходящие части.
Время двигалось к осени. Уже кое-где в зеленый покров густого березового леса, пока еще робко, но все упорнее начали вплетаться золотистые узоры. Но пока еще солнце щедро отдавало нам свое тепло и, приминаемая солдатскими сапогами трава, затянувшая давно неезженые колеи, была еще свежая, зеленая. Солдаты шли медленно, трудно переставляя натруженные долгой дорогой ноги. Колонна притихла, не слышно приглушенных разговоров. Сказывалась смертельная усталость и бессонная ночь, глаза смыкались. И подчас боец, засыпая на ходу, двигаясь с закрытыми глазами, отделялся от общей колонны и продолжал движение по прямой, куда-то своим особым маршрутом.
Небольшая группа политработников полка, с которыми был и я, двигалась впереди колонны. Перед нами была поставлена задача – опередив колонну подскочить в лежащие по маршруту деревни и организовать немедленную эвакуацию еще оставшегося в них населения, поголовно всех до одного. Все мы были на конях, с нами два наших коновода.
Оторвавшись от колонны, мы довольно быстро пересекли лес. Дорога, тянувшаяся вдоль леса, вывела нас на опушку и прямо перед нами открывался большой луг, в конце которого просматривалась река, на берегу которой находились дома какой-то деревни. Посреди луга стоял большой стог колхозного сена. Мы решили заехать в эту деревню. У окраинных домов, на небольшой лужайке, на самом берегу реки стоял свежий сруб какого-то помещения. Вокруг него на покатанных бревнах сидела и стояла большая группа колхозников. По разгоряченным, распаленным их лицам было видно, что тут шла какая-то жаркая дискуссия. При нашем приближении они как-то притихли и, как нам показалось, довольно не ласково смотрели на нас. Их взгляды красноречиво говорили нам: «Довоевались..., отступаете..., а как-же мы?»
Тяжко! Ой, как тяжко было нам принимать их немой справедливый упрек. Но мы были обязаны выполнить приказ – эвакуация. О ней и шли жаркие и весьма острые споры. «... уходить, бросить все, что нажито тяжелым крестьянским трудом...!» Трудно расстаться крестьянину со своим родным гнездом, поэтому многие были против этой немедленной эвакуации. Выжидали, чего то выжидали. Авось обойдется, авось надвигающаяся беда обойдет их стороной. «Нет!» - говорили мы, «...идет враг, зверский жестокий враг, он поставил своей целью уничтожить, стереть с лица земли наш народ. Армия оправится, подтянутся новые основные силы, и враг почувствует нашу силу. Но пока приходится отходить, не оставляя ему ничего, что хоть в какой то степени он может использовать в своей борьбе против нас». Сумрачно смотрели колхозники, низко опуская головы. Тяжко решать. Ой, какая страшная беда выпала на нашу долю! Так ничего и, не решив, они начали, молча расходиться.
И тут, вдруг, послышался свистящий звук вражеского самолета. Налетевший «мессер» начал тиранить деревню, высыпав кучу мелких осколочных бомб, он стал налет за налетом, снижаясь до самых крыш поливать пулеметным огнем деревню, что разбежалась, попряталась, кто где успел. Прижавшись с конями к домам, во время очередного захода, когда самолет отдалялся для разворота от деревни, мы решили проскочить через луг к лесу. Но не удалось. Самолет настиг нас посреди луга и лишь, стоявший там стог сена прикрыл нас от неминуемого расстрела. И тут началась игра в «кошки-мышки». Жуткая смертельная игра. «Кошка» с ревом распустив свои острые когти, кидалась на беззащитную «мышку». А бедные «мышки» кидаясь в сторону от страшного зверя, искали единственной защиты у спасительного стога, кружась вокруг него.
Когда «мессер» делал очередной разворот, чтобы атаковать нас, мы поспешно перескакивали на обратную сторону стога, укрываясь от смертельного свинцового ливня за его спасительной стеной. А летчик, разъяренный тем, что такая казалось доступная ему добыча, все время уклоняется от его атак, снижаясь так, что едва не задевал вершину стога, со страшным ревом все налетал и налетал на нас, стремясь упредить наш маневр. Но каждый раз результатом его атак были только клочья сена, срываемые воздушной волной от его пропеллера. Мы все же успевали укрыться за спасительной стеной стога. Но все это давалось нам с большим трудом, везде с нами были наши кони, которых не так-то легко было быстро перемещать при этих наших маневрах. А озлобленный неудачей летчик продолжал все терзать и терзать нас.
Мы окончательно выбились из сил. В душе каждого из нас нарастала волна злости, переросшая в конце концов в яростную ненависть к нашему палачу. «Что же это такое? Неужели мы можем терпеть это явное издевательство проклятого врага, оставаясь игрушкой для этого зверя, неужели мы неспособны дать ему отпор!» И не помню уже сейчас, кто первым из нас выхватил из кобуры свой ТТ, но только при очередном налете «мессера» мы уже не уклонились от его пуль, а в свою очередь встретили дружным огнем из своих пистолетов.
Пораженный таким нахальством вражеский летчик, даже наклонил на крыло самолет и посмотрел на нас. Было очевидно, что наш огонь не очень понравился ему и при следующей атаке, он поднялся выше, решив не рисковать. Хоть мы и били по нему из пистолетов, но при такой минимальной высоте вероятно пули достигли своей цели.
И в этот момент, в самый разгар нашего сражения, из леса показалась голова полковой колонны. Колонна двигалась быстро и уже начала заворачивать влево по дороге вдоль опушки леса. В начале никто в колонне не понял, что происходит у них на глазах, но треск выстрелов и рев самолета указывал на атаку с воздуха. Да и вражеский летчик тоже сразу обнаружил колонну и, прекратив свои атаки на нас, устремился на новую более важную, чем кучка всадников цель. Но колонна не дрогнула, не разбежалась, скрываясь в лес. Пораженные нашим отпором вражескому самолету, как то внезапно, совсем стихийно бойцы открыли огонь из всех видов оружия по врагу. И тщетными были попытки отдельных командиров кричавших: «Прекратить огонь!». Огонь все усиливался и усиливался, подхватываемый все новыми и новыми бойцами, вытягивавшихся из леса подразделений полка. Уже голова колонны завернула по дороге за лес, но и там слышались частые выстрелы и рев самолета. И, вдруг, громкие радостные крики волной покатились от головы колонны: «Ура! Ура!» все дальше и дальше, «Сбили! Сбили! Сбили!». И где то там впереди раздался звук мощного взрыва. Сбили все-таки.
Как потом выяснилось, летчик вражеского самолета сумел выпрыгнуть с подбитой машины и спустился на парашюте в руки наших бойцов, им оказалась молодая немка, воспитанница фашистского «гитлерюгенда». Звериная идеология, воспитавшая ее, породила и ее звериные действия. И вот зло наказано.
А наши бойцы в итоге этого мимолетного сражения тоже сделали для себя выводы: «Не так страшен черт, как его малюют. В этих тяжелейших условиях войны можно и нужно не пасовать, не подчиняться покорно кажущейся безысходности, искать и применять любые методы, любое средство и бить, и бить, и уничтожать злобного врага».
