1925 г.р.
Полковник запаса, артиллерист, ветеран Великой Отечественной войны.
Личные воспоминания.
Перед войной я с мамой и двумя сестрами жил в селе Великое Гаврилов-Ямского района Ярославской области. Жили, как и многие односельчане, небогато. Смотрели кино «Если завтра война» и верили, что весь народ, если начнется война, встанет на защиту Родины. 22 июня я ремонтировал сарайку. Вдруг на крыльцо выбежала моя сестра Вера и закричала: «Володя, война! По радио выступает Молотов!» Я побежал в дом и услышал только последние слова Вячеслава Михайловича Молотова: «Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!» Мы с моим товарищем решили, что война будет недолгой, как нам в кино говорили.
1. На защиту Родины стали уходить мужчины-односельчане. А вести были все тревожней: враг продвигался вглубь страны. Третьего июля мы внимательно слушали речь И.В. Сталина. Всего содержания я не запомнил, но говорил он о том, что надо отрешиться от беспечности, не должно быть паникеров, трусов и нытиков в наших рядах. Надо перестроить всю работу на военный лад, отстаивать каждую пядь земли. При вынужденной угрозе вывозить все, что можно, и уничтожать все, что вывезти нельзя. Создавать партизанские отряды. Это была, по сути, программа большой войны.
Мои сестры ушли на фронт. Одна стала зенитчицей, другая – фельдшером. Мама была на оборонительных работах у Онежского озера. Мою сестру с зенитным полком направили в дружественную Монголию. Монгольским солдатам нравились наши девушки. Однажды один такой солдатик (их называли цириками) подобрался к кабелю связи, перерезал его и стал ждать, чтобы похитить русскую девушку. Моя сестра Вера подбежала к месту разрыва, монгол схватил ее, забросил на коня и пытался ускакать. Услышав ее крик, зенитчицы стали стрелять из карабинов. Монгол сбросил «добычу». Потом этого цирика приводили на опознание, но Вере стало жаль горе-похитителя, и она его не опознала.
2. В 1941 году я учился в девятом классе. Из десятого класса юношей забрали в армию, а нас не взяли. Сказали, что нам еще учиться надо, в том числе и военному делу. Но двое моих одноклассников – Борис Маслов и Юрий Смирнов, исправили в комсомольских билетах год рождения с 1925 на 1923 и ушли на фронт в рядах 234-й Ярославской дивизии. Борис воевал до Победы, а Юра погиб. Мы же изучали всевобуч (всеобщее военное обучение).
Проводились с нами и тактические учения. Однажды в лютый мороз, в глубоком снегу мы отрабатывали темы: одни наступают, другие обороняются. В наступающей стороне действия танка имитировал трактор. Мы должны были его подбить «ручными гранатами» (вместо них были деревянные болванки). Мой товарищ бросил «гранату» в «танк» сбоку и попал в голову трактористу. После этого нам пришлось разнимать завязавшуюся ссору.
3. Через полгода мы впервые услышали радостное известие. По радио Левитан объявил о том, что Красная армия остановила врага под Москвой и перешла в наступление. В 1942 году зимой, десятого января, наших 10-классников призвали в армию. Я попал в артиллерийское училище. Это Ленинградское военное училище, которое было передислоцировано в Белорецк (Башкирская АССР).
Добирались мы до места назначения три недели в товарных вагонах-теплушках. Питались сухим пайком. Запомнился один неприятный случай, когда у нас похитили часть продуктов, осталась одна селедка. Пришлось селедкой питаться несколько суток. А вода и без того была в дефиците. Мы на стоянках толпой бежали к заправочной колонке, где заправлялись водой паровозы. У некоторых были котелки, у большинства – кружки. В кружки под сильным напором воды попадало совсем мало. В пути, случалось, дневальный засыпал, а ему поручалось топить печку. Мы просыпались от сильного холода, иногда даже шапка примерзала к стенке вагона, такой был холод. Когда приехали в Белорецк в училище, поразило, что весь город сиял огнями. У нас в Ярославле ночью всегда было полное затемнение, правила светомаскировки соблюдались неукоснительно, потому что бомбили.
В училище однажды был пожар. Знамя – это символ войсковой части. Нет знамени – нет и части. С началом пожара, дежурный по учебному корпусу бросился в вестибюль, чтобы спасти Знамя. Часовой, охранявший Знамя, остановил его, сделав предупредительный выстрел. Только когда прибежали начальник караула с разводящим, Знамя было перенесено в безопасное место.
В начале 1943 года в армии были введены погоны. До этого чины определялись по петлицам. Замечу, что не сразу погоны вошли в наше сознание, ассоциировались с погонами офицеров в белой армии во время революции. С лета 1943 года всех командиров стали называть офицерами. Накануне Дня Красной Армии 23 февраля мы пошли в мастерскую и там с помощью портных пришивали погоны. А 23 февраля, в праздник, мы принимали присягу на верность Родине. Вот некоторые строки из нее: «Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Вооруженных Сил СССР, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честно, не щадя крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара – всеобщая ненависть и презрение трудящихся». Это торжественное обещание я пронес через долгие годы моей жизни. И в 1974 году, уходя в запас, я перед строем своего полка продолжил эту клятву словами: «Если позовет Родина, то я вновь встану в ряды ее защитников».
4. Мы собирали деньги на оборону страны. Платили нам тогда мало, рубля 3 в месяц. А иногда скопленных денег присылала мама. Вот их и сдавал в фонд обороны. И очень гордился, когда объявили благодарность от Верховного Главнокомандующего Сталина.
Кормили нас в училище вкусно. Но все равно нам не хватало. Было у нас правило. Хлеб резали на порции (пайки), кто-то отворачивался. Дежурный указывал на пайку и отвернувшийся называл фамилию, тому и доставалась эта порция. До конца пребывания в училище всегда мы следовали этому. Все было честно. Учили нас очень грамотные преподаватели. Учили выживать и эффективно бороться с врагом.
5. На фронте наглядная агитация у наших была на уровне. На территории Молдавии на реках Прут и Серет шли бои в 1944 году. В одном месте в тылу я увидел такой плакат крупными буквами: «Русские на Прут, немец на Серет!» Веселый плакат. И точный, особенно если эти слова произнести вслух. Боевой дух такой плакат точно поднимал. При освобождении Кишинева население встречало нас улыбками, цветами и ведрами прекрасного молдавского вина. После боев от гитлеровской группировки «Южная Украина» остались большие колонны пленных, а на полях – тяжелый смрад от еще не убранных трупов людей и лошадей. Раненым фашистам наши медики оказывали помощь.
6. В мой взвод прислали пополнение из западных областей Украины и Белоруссии. Один боец по фамилии Козура стал телефонистом. Служил он честно, храбро. Но однажды ночью напали фашисты, его захватили в плен. На рассвете к нам прибыл генерал Косенко, дал приказ выяснить, что стало с бойцом. Его разыскивали разведчики. Нашли его пробитый и окровавленный ремень. Поняли, что его взяли раненого. Через несколько дней после наступления я собирал данные о Козуре при опросе пленных немцев. Удалось узнать, что плененный Козура не выдал ничего о части и расположении наших войск. Немец все говорил, что в плену был «Карузо». Смеяться в этой ситуации было бы странно. Солдат погиб. Все разыскивали солдата по приказу генерала. Вот какое внимание оказывали каждому, как старались выручать друг друга.
7. В январе 1945 года мы шли уже по Германии. В первой деревне не было ни души, ни огонька. Все вымерло. Все жители, напуганные геббельсовской пропагандой, попрятались или бежали. Немецкие войска бежали. В другой деревне картина та же. Но в одном из домов мы увидели свет и зашли туда. Хозяйка при виде нас упала в обморок. Мужчина застыл в испуге. Я велел ему по-немецки принести воды. Он принес, трясущимися руками подал мне. Я велел ему водой прыснуть на лицо немки. Они увидели, что мы не будем их убивать, успокоились, даже угостили нас свежим хлебом.
Но фашисты еще оказывали сопротивление. Их самолеты бомбили наши переправу, когда наших самолетов не было рядом. Когда мы переправлялись через Одер, нашу повозку разбомбили, некоторых убили. Мы побежали к берегу, а самолет гонялся за одиночными фигурами, пытаясь нас убить. Пришлось несколько раз падать на снег с водой, притвориться мертвыми. Наш обман удался, фашисты улетели.
Однажды мы наблюдали, как немецкие летчики пытались снова бомбить восстановленный мост. Тут появился наш истребитель. Один немецкий самолет он сбил в районе переправы, другой – над территорией врага, а третьего – за горизонтом. Это все происходило в считанные минуты или секунды на наших глазах. Чуть позже «солдатский телеграф» (солдатская молва) принес весть, что этим героем-летчиком был майор Иван Кожедуб.
8. Когда наша дивизия в 1942 году формировалась в Калмыцких степях, нам в качестве тягловой силы дали много верблюдов. Они тянули орудия. Одного из них мы назвали Володькой. К 1945 году осталось всего три верблюда. Мы их потеряли в одном из боев. Когда в марте из леса выбили немцев, два верблюда нашлись, худые, с опавшими горбами. Какова же было радость бойцов! Тогда-то, видимо, возникла мысль во что бы то ни стало сохранить животных и выставить их в центре поверженного Берлина. Так и сделали. Перед самой победой в мае несколько дней Володька с сотоварищем стояли на одной из площадей недалеко от рейсхканцелярии. Гордо подняв головы, с медалями «За оборону Сталинграда» стояли на площади Берлина два верблюда. После войны в городе Ахтубинске Астраханской области сооружен мемориал этим верблюдам.
9. Во время штурма Берлина в Трептов-парке женщина-немка с маленькой девочкой пыталась перебежать улицу. Фашистский солдат ее убил, а девочка лет четырех стояла рядом с мертвой матерью. Наш солдат это увидел, пополз к ребенку, взял ее на руки и понес к своим окопам. В спину ему ударила фашистская очередь. Раненый Трифон Андреевич Лукьянович через несколько дней скончался от полученных ран в медсанбате. Это все было на наших глазах. Видел это и военный корреспондент газеты «Правда» Борис Полевой. В честь этого подвига и других гуманных поступков наших воинов в боях за Берлин, в Трептов-парке воздвигнут мемориал, в центре которого застыл в бронзе советский воин-освободитель с мечом и спасенной девочкой на руках.
10. В последние дни апреля Гитлер бросил в бой уже совсем юнцов 13-16 лет. Из подвалов домов стали вылезать юнцы, одетые в черное с какими-то длинными палками в руках. Разглядели – фаустпатроны. Мы растерялись. Надо ли их убивать, это же дети! Решили сначала попугать, но это были фанатики. Тогда мы стали в них стрелять на поражение. Это многих отрезвило, они побежали врассыпную. Третьего мая 1945 года мы прочесывали дома в поисках выявления фашистов-фанатиков, затаившихся, чтобы убивать наших солдат из-за угла, из подвалов. Мы нашли подвал с тремя подростками с автоматами и большим запасом фаустпатронов. Двоих убили при сопротивлении, а третий показал, что их было сначала 10 человек, но семеро струсили и разбежались по домам.
А еще я видел большую очередь немцев за хлебом, раздавал хлеб и другие продукты наш солдат. Я помог навести порядок в очереди, и хотел уйти. Но ко мне обратилась старушка с девочкой лет 10-11. Они не ели почти двое суток. Я попросил солдата дать буханку хлеба и банку консервов, передал им. Девочка протянула мне руку, на ладони лежали часы. Я не взял, просто ушел, сказав, что мне ничего не нужно. Услышал слова благодарности. С тех пор прошло много лет, но я до сих пор вижу протянутую руку девочки с часами и счастливые слезы радости старушки.
