1927 г.р.
Личные воспоминания
Моя мама - медик по образованию, поэтому в первые же дни войны ее взяли на фронт. Отец записался добровольцем в войска ПВО. Остался в семье единственный взрослый - мой дедушка, которого не брали на фронт из-за преклонного возраста. Хотя себя я тоже считал взрослым: уже четырнадцать лет исполнилось. На мне лежала забота о сестренке-дошкольнице. Главной моей обязанностью было отвести ее утром в детский садик, а вечером доставить обратно.
В сентябре я пошел в школу, но вскоре ее закрыли. Электроэнергию в жилые кварталы не подавали целый год. В неотапливаемых квартирах ставили самодельные печки и жгли все, что могло гореть: мебель, книги, паркет с пола...
С каждым днем все труднее становилось с продовольствием. Я и мои сверстники бегали по городу, доставали барду-кисель, мучную пыль-повал, все, что еще можно было наскрести на месте сгоревших Бадаевских продовольственных складов. Потом и этого не стало. Пили чай, заваренный из коры деревьев, сухой прошлогодней травы, которую добывали из-под снега.
У меня все чаще стала кружиться голова, подкашивались ноги. Люди умирали прямо на ходу. Сначала их собирали и хоронили, к началу 1942 года уже не стали успевать это делать. Страшной была весна 1942 года, кода трупы стали вытаивать из-под снега. Их грузили на машины и увозили в огромные ямы, вырытые на Пискаревском и еще 6-7 других городских кладбищах. Сколько всего человек умерло, никто точно не знал - не до учета было - и теперь уже никто не узнает.
В коммунальных квартирах слышны были крики детей, которые просили есть. От крика детей многие матери впадали в беспамятство. Помочь они не могли - кормить детей было нечем.
В июне 1942 года меня с сестрой эвакуировали из Ленинграда на большую землю, как тогда говорили
И сегодня при воспоминании о прошлом у бывших блокадников перехватывает горло, они не скрывают слез. Забывать подобное нельзя!