1926 г.р.
Личные воспоминания (присланы Владимиром Березовским)
Я попал в диверсионный отряд, когда мне было всего 17. Почти полгода: с осени 1943 до весны 1944 – провел в лесах и болотах в районе родных Сольцов. Получил четыре ранения. Но остался жив. И вновь встал на защиту Родины.
Что двигало мальчишками и девчонками, когда они вступали в отряды подпольщиков, о чем думали тогда, и чем сегодня живут «юные» партизаны?
Я был молодой совсем. Но условия такие были. Во-первых, нас пытались угнать в Германию. Во-вторых, листовки сбрасывались с призывами уничтожать фашистов всеми силами. Был боевой дух. Я был комсомольцем. И долг комсомольца обязывал меня это делать.
Отца на тот момент уже не было в живых. Была мать. Когда я уходил, хотел, чтобы никто не знал. Но когда выходил из дома, встретил мать. Она увидела меня собравшегося, и хотя знала о моих намерениях, конечно, поахала. Но что делать... Тогда я ее видел в последний раз. Потом больше встретиться с матерью не пришлось.
Я уходил из оккупированного города Сольцы. Осенью 1943 года. Я планировал уходить с товарищем. Он должен был меня отвести на место. Но он ушел раньше. Родители его сказали, не знают где он – нельзя было этого разглашать... И я пошел один. Решил, если не найду партизан, то вернусь на следующий день домой. Но это было очень опасно. Все было под контролем немцев.
Помню, тем вечером, когда я шел, мне встретилась группа немцев под командованием какого-то офицера. Практически уже тогда я шел на смерть. Потому что если бы меня тогда остановили, я был бы расстрелян, потому что у меня в чемодане находилась «буденовка», патроны боевые, которые смог собрать. Они прошли тогда мимо. Но если бы я дрогнул и побежал в сторону – меня бы точно застрелили.
Было организовано сообщение между отрядами партизан. Нам было известно, где точка явки. Но надо сказать, что мы очень опасались друг друга. Потому что было много предательств. Нужно было как-то скрыто это делать. Нам было сказано, что в такой-то момент в деревне Заборовье, недалеко от Сольцов, должна состояться встреча с разведчиками, которые отведут группу желающих воевать в отряд партизан. Но отряд был подвижный. Поэтому, когда мы приходили, а отряда уже на месте не было, - шли по стопам. И так несколько раз приходилось переходить из одной деревни в другую, чтобы только встретиться.
В деревне Заборовье мы встретили двух разведчиков. Долго блуждали за группой. Несколько дней, наверное. Узнали, что эта группа шла на подрыв железной дороги в Витебском направлении. И мы пошли с ними. Нас обучили, как это делать. Это оказалось не очень-то и сложно. Нужно было положить толовые шашки на стык рельсов. Чтобы одновременно взрывалось два полотна. Все это делалось, чтобы немцы не продвигались в сторону блокадного Ленинграда. Мы ведь защищали Ленинград.
Пришлось жить в лесу в самые суровые периоды года – осенью, зимой. Условия у партизан, конечно, были тяжелые. С одеждой было непросто. То, что взял с собой – осеннее пальтишко, так вот и воевал зимой в нем. Полушубки и валенки сбрасывали с самолетов. Но их предназначение в основном было – командирам. А мы пользовались только трофейными вещами, тем, что нам доставалось после боевых столкновений с немцами. Допустим, обувь. Мы машину подбили как-то, там было очень много обуви. И я помню, мне досталась пара немецких ботинок, в которых я и прошел путь партизана.
Потом, в 44-м, нас присоединили к советской армии. И я был призван в советские войска. Попал в пехоту. Так что особо не изменилось для меня ничего.
Но там было не так уже страшно. Знали, что сзади были всегда наши. В немецком тылу, когда я был партизаном, было опаснее. Выполняли любое задание: подрыв железных дорог, мостов и уничтожение врага, конечно. Из боев почти не выходили. У нас был подвижной такой полк, который постоянно приходил на выручку нашим войскам. То там бои завязывались с карателями – шли на помощь им. То там с немцами – и мы вновь делали большие броски, чтобы помочь товарищам.
Бывали и очень тяжелые случаи: когда нас прижимали к болоту, и нам приходилось уходить через него от карателей. Их было больше, чем нас. Несли потери, конечно. Я по слухам тогда слышал, что 500 только раненых партизан было. Их доставляли самолетом на Новгородскую землю.
При партизанах не было солдатских «медальонов». Да и при солдатах, когда я уже воевал в 44-м году, их уже не было. Были «солдатские книжки». Но нельзя сказать, что это было не организовано. Были командиры, у которых имелись списки партизан. Мы давали клятву, каждый подписывался. Это был не просто отряд. Это была официальная боевая единица.
О партизанском движении не очень много известно. Но одно событие отражено и в газетах, и в книгах. О том, как партизаны собирали обозы с продовольствием для блокадного Ленинграда.
У нас под контролем был, так называемый, «советский край». Там было много населенных пунктов. Посылали повозку, которая проходила через деревни. Кто что мог, то и давал. В основном, это был хлеб. Надо сказать, хлеб, который и нам давали, мы носили в вещмешках. А в них у нас постоянно были толовые шашки. И поэтому вкус тех хлебных корочек всегда был очень горький. Но приходилось с удовольствием съедать, конечно.
Участие в партизанском движении дало горькие воспоминания. Трудно вспоминать эти годы, хотя столько времени прошло. Но тогда мы были молоды и верны данной клятве.
Награды нам дали только после мобилизации. Я ведь еще пять лет после окончания войны отслужил – некому было выполнять свой гражданский долг, много мужчин погибло. Так вот тогда мне вручили знак «Ленинградский партизан». Но мы о наградах особо и не мечтали. Нам дороже было жить.
Правда, тогда, после войны, за каждую награду государство платило небольшие деньги. Как помню, за орден давали по 15 рублей. За медаль – 10. После 50-х годов все это отменили. Сейчас эти награды во всех смыслах бесценны.
Мне вообще это очень удивительно то, что происходит сейчас на Украине. Во-первых, когда я в 44-м перешел уже в действующую армию, мы освобождали Украину. Во-вторых, среди нас было очень много партизан-украинцев. И когда уже окончилась Отечественная война, они продолжали служить. Они пели свои украинские песни, у них всегда были очень хорошие голоса. Была дружба общая. И никто тогда не мог подумать, что такое произойдет.
Но все-таки сейчас в Украине нечто иное. Они защищают свои восточные рубежи. Воюют за свое имущество, свои города и села. Мы шли отомстить: как говорится, кровь за кровь, за наших отцов и матерей. А здесь, на Украине, другое: они борются с профашисткими настроениями внутри своего народа. Здесь – политика. А тогда это была народная воля. Люди шли на защиту не только своего дома, но своей Родины.
Сейчас я живу один. Дочка в Санкт-Петербурге, внучка в Новгороде. Навещают, звонят постоянно. А друзей уже не осталось. Очень многие ушли из жизни. Вот и приходится жить одному, позабыт-позаброшен.
Что касается внимания со стороны государства: как-то сейчас мы подзабыты немного. Был когда день партизана, мне был один звонок всего – совет ветеранов сообщил, что будет передача по радио, слушайте. И все. Мало внимания... Впрочем, все это уже далекое прошлое. Теперь уже, наверное, и не будет эта история так интересовать...
