1926 г.р.
Личные воспоминания
Я родом из г. Тутаев Ярославской области. В 17 лет в 1943 году ушел служить во флот. Война уже шла победная, советские воска гнали фашистов с родной земли.
Мы ехали к Севастополю, когда за него шли бои. Легко запомнить дату, когда его освободили – 9 мая 1944 года, ровно за год до Дня Победы. Приехали мы уже в освобожденный город. В течение месяца мы расчищали дороги, улицы, шло разминирование. Использовали и военнопленных румын.
Севастополь был весь разрушен, сплошные руины. Мирного населения практически не было. В конце мая наступила небывалая для весны жара – выше тридцати градусов. И вдруг стало нечем дышать, над городом висел жуткий смрад. Оказалось, что немцы готовили к отправке в Германию наших людей и скот, но не успели отправить. И всех убили при отступлении прямо в железнодорожных вагонах на железнодорожной станции Инкерман. В балке в конце Северной бухты они сбросили свои эшелоны. Трупы стали гнить. Кто был в то время в городе, говорили, что этот смрад – тяжелейший трупный запах от огромного числа трупов людей и животных – был страшнее, чем штурм Сапун-горы и бои за освобождение Севастополя. Трупный запах висел над всем городом, в такую жару дышать было просто нечем.
В июле 1944 года я был отправлен с группой моряков на корабль в порт Батуми на крейсер «Ворошилов». За боевые походы крейсер был награжден орденом Красной Звезды. Я участвовал в трех походах летом 1944 года. Но потом с сентября крупные корабли уже было запрещено использовать в боевых действиях, их уже берегли. Наша база с осени была в Новороссийске, мы помогали его восстанавливать.
9 мая 1945 года мы стояли в Севастополе. С утра нас отправили на стрельбы, чтоб не разучились стрелять. Отстрелялись, часов в 11 утра возвращались на корабль. Женщины на нашем пути кричали нам, что война закончилась, но на корабле нам ничего не сказали. И только в час ночи вдруг звучит команда «Подъем!». Крики, стрельба кругом, а по громкоговорителю – торжественный голос Левитана, его знаменитая речь о победе. Был фейерверк. Стреляло все, что могло. Даже большой калибр главного линкора! Все ликовали!
Ушел я на фронт мальчишкой в 17 лет, закончил – немногим старше, но уже старшиной первой статьи. А демобилизовался только в июне 1950 года. Так у всех получилось, потому что служить тогда было некому, очень много парней 1927-1935-х годов погибли в войну.
Помню, к нам на корабль попал молодой человек еврейской национальности. Был он из семьи артистов. Матрос должен уметь плавать. А он за год так и не научился этому. Мы его веревочным тросом (по-флотски – «конец») обвязывали под мышки, бросали в воду, кричали: «Плыви!» Он сразу тонул. Мы ждали минуту, вдруг выплывет. Но нет, не плыл. Мы его вытаскивали, а он с обидой: «Вы чего меня, утопить хотите?» Так его и списали на берег.
Конечно, война – очень жестокая и страшная штука. Помогал отвлечься и выжить юмор.
Этот «утопленник», не умевший плавать, был изумительный артист. Как чечетку бил – залюбуешься. Потом он на берегу в одной из морских частей стал заведующим клубом. Но пока он был у нас – не все понимали, что танец тоже на войне нужен. Некоторые считали это выкрутасами. Получал он не раз наряды вне очереди.
Пошутить он любил. Как-то отправили его в трюм ржавчину оттирать и красить стенки суриком (красная такая краска). А надзор за ним осуществлял другой матрос, тоже еврей. Этот циркач отпустил своего надзирающего покурить. Сам же в это время намазал себе лицо суриком, лег и притворился мертвым. Тот пришел, смотрит – матрос лежит и не дышит.
- «Ты чего, приятель?» Паника, рванул в медсанчасть за подмогой. Прибежали – а нашего артиста и след простыл. Уже на палубе с раскрашенным лицом рассказывает всем, как разыграл «смотрящего».
