72-й Гвардейский полк реактивных орудий «Катюша», в котором я после окончания Военного училища командовал огневым взводом, а позже помошником командира батареи, весной 1942 года воевал на Брянском фронте. И Западный фронт и Брянский после стремительного наступления наших войск зимой 41-42 гг. под Москвой стабилизировались, перейдя в активную оборону. Мы с волнением читали сводки с юго-западного фронта и знали уже о неудачном наступлении, об окружении войск в Харьковском котле и о прорвавшейся огромной группировки неприятеля и стремительном его наступлении на Сталинград и Северный Кавказ. В числе многих соединений и частей и наш полк был спешно переброшен на берег Волги. Выгружались мы прямо в степи севернее Сталинграда и своим ходом добирались до переднего края, оставив тылы севернее тракторного завода в Латашанке. Степь в Сталинграде изрезана оврагами-балками. В одной из них, балке «Хуторная», мы обосновались надолго в боевых порядках 66-й и 1-й Гвардейской Армий. У всех было настроение тревожное от неполной информации о ходе боев. Лето было невероятно жарким и сухим. Ни ветерка. Уже головная машина поднимала огромный столб пыли, а над всей колонной поднималась непроницаемая стена пыли. Полк еле-еле двигался, командиры батарей шли пешком, так чтобы водители видели их и следовали за ними.
Нам сразу же пришлось отказаться от тактики нанесения ударов, принятой в подмосковье, когда батареи выдвигались из укрытий в боевые порядки пехоты для залпового огня, а затем возвращались в лесные массивы для укрытия. Здесь не было лесных массивов, не было дорог для таких маневров, не было времени для их выполнения. В обратном скате балки солдаты всю ночь копали аппарели для орудий и тщательно маскировали позицию. С этих позиций мы долбали немцев, отвлекая на себя значительные силы, давая возможность окруженной 62-й Армии сгруппироваться, получить пополнение и стоять насмерть, не пуская врага к Волге.
Как назло погода была летная почти беспрерывно. Господство в воздухе было на стороне врага. В артиллерийских дуэлях чаще победителями были наши ствольники, а мы, ракетчики, в какой-то мере восполняли отсутствие достаточной авиации. Не буду Вас утомлять тактическими подробностями, о них много написано, много отснято. Скажу только, что ни до Сталинграда, ни после я не видел такого накала боя. Это была не просто война, это было какое-то оголтелое сражение всеми доступными средствами. За эти 200 дней сражений от конца июля и до 2 февраля мы теряли в среднем только убитыми более 5 тысяч солдат и офицеров в сутки. Причем, основные потери несли в августе-октябре. Но я заверяю Вас, что сломлены мы не были. Наоборот, чем больший напор осуществлял враг, тем больше мы давали отпор, проявляя без всякого преувеличения массовый небывалый героизм. После коротенькой ночной передышки войска были готовы на самые невероятные подвиги. Немцы несли ничуть не меньшие потери, если не большие. Будь моя воля, я всех оставшихся в живых участников той битвы наградил бы золотыми звездами героев. Все ведь познается в сравнении.
В августе меня приняли в члены партии из кандидатов, на этом же партсобрании вручили награду - карманные часы с надписью и подписью Жукова. Потом назначили командиром батареи 336 Гвардейского дивизиона майора Галихайдарова. Мне было тогда 19 лет. В дивизионе было три выпускника из нашего училища. Командир 1 батареи Жуков, начальник разведки дивизиона Юра Лужин и я, командир 2 батареи. А еще подружился с нами помпотех дивизиона Сергей Марфин. Ночью, когда солдаты засыпали прямо на боевых местах, мы нередко собирались на тридцать-сорок минут, отрывая их от сна, чтобы передохнуть, выпить остатки, у кого они сохранились во флягах, и... Марфин брал гитару и мы пели «втихаря» полюбившиеся песни из репертуара Утесова, Козина, Шульженко. А потом курили и мечтали, но мечтали не о шикарных коттеджах во Флориде или Испании, не о возможности жить в респектабельных районах Лондона, Парижа или Манхеттена, не о валютных вкладах в европейских банках. Мы мечтали о Победе, о восстановлении разрушенных городов, о превращении страны в общий цветущий парк Победы. Мечтали о любви. О будущих семьях. О детях. И еще мы мечтали, что после нашей Победы, страна будет свободной, ни от кого независимой Великой Державой.
Представляете, какой восторг царил в войсках 19 ноября того 1942 года, когда фланги немцев с двух сторон были нами прорваны и огромная армия фашистов оказалась в котле. Добивать немцев было поручено Донскому фронту, а Юго-западный ринулся вперед на Днепр. Мы понимали важность своей задачи, но все равно про себя завидовали наступающим. Добивали мы хваленые войска Фон-Паулюса методично, уверенно, по-хозяйски. Теперь немцы несли огромные потери, нередко по ночам выходили с поднятыми руками к нашим окопам.
Второго февраля прозвучала, наконец, команда о прекращении огня. Немцы капитулировали, сдались в плен. Это был оглушительный разгром. Нужно было жить в ту пору в нашей стране, чтобы понять величие свершивсегося. А мы оглохли от наступившей тишины, медленно вылезали из блиндажей и окопов, как усталые рабочие после длительного аврала и рутинной работы. По-настоящему мы поняли свою Победу, когда эшелонами полк был доставлен в Москву на переформировку, когда москвичи встречали нас приветственными криками и рукопожатием. Когда уже потом началась операция по освобождению Белоруссии и Литвы, в которой мне довелось принимать участие, я вспоминал бои за Сталинград, как великое героическое сражение, начисто лишившее фашистскую Германию инициативы, сражение заложившее основу всех последующих блистательных военных операций, и самой окончательной Победы!
От имени моего жертвенного, но великого поколения, которых осталось уже очень мало, от имени участников битвы за Сталинград, которых в нашем большом городе остались в живых, по-моему, всего двое, завещаю Вам, внуки и правнуки наши, наши мечты в окопах Сталинграда. Смотрите же, не расплескайте их, не предайте забвению. Доделайте, добавьте свое и передайте по эстафете грядущим!
Михаил Пеймер
2 февраля 2018