Пеймер Михаил Николаевич (личные воспоминания)
В конце операции «Багратион», когда 3-й Белорусский фронт был уже в Литве и готовился к штурму Восточной Пруссии, однажды меня вызвали в штаб бригады. Там были командиры. Один из них был мне не знаком: офицер связи из другой армии. На их участке (30 армия) фашисты оставили огромный склад боеприпасов. Видно, не успели уничтожить. Кроме трофейных мин и снарядов, там было 1800 ракет, подобных нашим снарядам от «Катюш». Соседи обратились к нам с просьбой придумать, как использовать эти ракеты так, чтобы они летели на голову противника. Мне поручили придумать способ и доложить. Я спросил, почему выбор пал на меня.
- Ты закончил с отличием артиллерийское училище, ты грамотный парень, мы возлагаем на тебя надежду.
Впрочем, у меня уже был готов ответ.
Еще во время боев за Сталинград мне попалась такая трофейная ракета, я ее внимательно изучил. У моего старшины давно уже к хозмашине был прикреплен трофейный 6-ствольный миномет. Мне давно предлагали его выбросить. Немцы этот миномет прозвали «Ванюшей» (солдатский фольклор). Я все пытался его использовать, но не было снарядов. Из него можно было выпускать по одному снаряду. А у нас – почти две тысячи! Все эти ракеты были в ящиках, оцинкованных изнутри по 4 граням полосовой сталью.
Я попросил бумагу и карандаш и тут же набросал схему, как это сделать. Что мне для этого нужно было? Саперную роту!
Одна из стрелковых дивизий 30-й армии определила предполагаемую цель (участок), которую надо разгромить. Это примерно 30 гектаров по эллипсу. На другой день я выехал туда. Сориентировался на будущее направление. Прибыла саперная рота. Я взял своего командира взвода Саенко, старшего электротехника батареи лейтенанта Кудрявцева Костю (я его звал ласково Косточка) и четырех электриков-сержантов. Мы погрузили в машину весь имеющийся кабель и тонкие провода.
В течение суток саперы выкопали 18 траншей, куда разместили по 100 ящиков снарядов в каждой. Вся хитрость была в передней стенке неглубокой траншеи – копали под углом 43,5 градуса по направлению к врагу. Растянули кабель. Тончайшими проводами опутали все снаряды. Целые сутки работали, валились с ног от усталости.
Я боялся, что при взрыве ящики могут улететь вместе со снарядами. Попросил нарубить кольев и крепить ящики кольями к земле.
Через сутки доложил о готовности, получил «добро» на запуск.
Саперную роту выдвинули вперед для боевого охранения. Электрики подключили кабелем взрывные машинки. Я сказал, что буду через каждые 3 секунды делать взмах красным флажком - команда «огонь». Голос в таком грохоте никто не услышал бы. И одна траншея должна «взлетать» по моему сигналу.
Из немецких орудий по одному снаряду мы стреляли бы сутки, но урон немцам бы не нанесли. Нас бы обнаружили и обстреляли. А мы при такой закладке немецких снарядов в траншеи стреляли минут 30-35. Все 1800 снарядов прямо из земли, без орудий, из ящиков летели на голову врагу. Мне потом сказали, что мы дали такого шороху, что немцам теперь не восстановить этот участок обороны.
У баллистов есть понятия «площадь действительного поражения» (когда не погибает живая сила противника, но уничтожаются машины, орудия) и «площадь сплошного поражения», когда горело все. По моим расчетам на тот заданный угол (43,5 градуса) мы достигли действительного поражения на 30 гектаров территории.
Потом приехал начальник политотдела дивизии, поздравил нас. А позже произошло «чудо». Всех, кто был со мной, наградили. А мне сказали «спасибо». Я уже давно был на примете у контрразведки за свои свободные суждения. Кроме ордена Красной Звезды (в самом начале войны) больше так ничего и не дали. Все награждения блокировались, так как я был «слишком грамотный и часто несогласный». Даже как-то чуть под расстрел не попал, сказав, что освобожденных из плена красноармейцев нельзя отправлять уже в наши лагеря как дезертиров. Хорошо тогда меня комбриг защитил.
В общем, были случаи использования немецких орудий. А здесь мы стреляли с земли прямо из ящиков. Внесли ли это задание в журнал боевых действий – не знаю, но я – его живой исполнитель.